В каждом от¬дельном случае они должны взвесить, существует ли в действи¬тельности необходимость приносить это животное в жертву чело¬вечеству. Они должны быть постоянно обеспокоены тем, чтобы ослабить боль, насколько это возможно.
<...>
Этика благоговения перед жизнью заставляет нас почувство¬вать безгранично великую ответственность и в наших взаимоот¬ношениях с людьми.
Она не дает нам готового рецепта дозволенного самосохране¬ния; она приказывает нам в каждом отдельном случае полемизи¬ровать с абсолютной этикой самоотречения. В согласии с ответст¬венностью, которую я чувствую, я должен решить, что я должен пожертвовать от моей жизни, моей собственности, моего права, моего счастья, моего времени, моего покоя и что я должен оста¬вить себе.
В вопросе о собственности этика благоговения перед жизнью высказывается резко индивидуалистически в том смысле, что все приобретенное или унаследованное может быть отдано на службу обществу не в силу какого-либо закона общества, а в силу абсо¬лютно свободного решения индивида. Этика благоговения перед жизнью делает большую ставку на повышение чувства ответст¬венности человека. Собственность она расценивает как имущест¬во общества, находящееся в суверенном управлении индивида. Один человек служит обществу тем, что ведет какое-нибудь дело, которое дает определенному числу служащих средства для жизни. Другой служит обществу тем, что использует свое состояние для помощи людям. В промежутке между этими крайними случаями каждый принимает решение в меру чувства ответственности, оп¬ределенного ему обстоятельствами его жизни. Никто не должен судить другого. Дело сводится к тому, что каждый сам оценивает все, чем он владеет, с точки зрения того, как он намерен распоря¬жаться этим состоянием. В данном случае ничего не значит, будет ли он сохранять и увеличивать свое состояние или откажется от него. Его состоянием общество может пользоваться различными способами, но надо стремиться к тому, чтобы это давало наилуч¬ший результат.
<...>
Но этика благоговения перед жизнью не считает, что людей надо осуждать или хвалить за то, что они чувствуют себя свобод¬ными от долга самоотречения ради других людей. Она требует, чтобы мы в какой угодно форме и в любых обстоятельствах были людьми по отношению к другим людям. Тех, кто на работе не может применить свои добрые человеческие качества на пользу другим людям и не имеет никакой другой возможности сделать это, она просит пожертвовать частью своего времени и досуга, как бы мало его ни было.
<...>
Этические конфликты между обществом и индивидом возни¬кают потому, что человек возлагает на себя не только личную, но и «надличную» ответственность...
Чем шире сфера деятельности человека, тем чаще ему прихо¬дится приносить свои чувства в жертву общественному долгу...
Этична только абсолютная и всеобщая целесообразность со¬хранения и развития жизни, на что и направлена этика благогове¬ния перед жизнью. Любая другая необходимость или целесооб¬разность не этична, а есть более или менее необходимая необхо¬димость. В конфликте между сохранением моей жизни и уничто¬жением других жизней или нанесением им вреда я никогда не могу соединить этическое и необходимое в относительно этическом, а должен выбирать между этическим и необходимым, и в случае, если я намерен выбрать последнее, я должен отдавать себе отчет в том, что беру на себя вину в нанесении вреда другой жизни. Равным образом я не должен полагать, что в конфликте между личной и надличной ответственностью я могу компенсировать в относительно этическом этическое и целесообразное или вообще подавить этическое целесообразным, - я могу лишь сделать вы¬бор между членами этой альтернативы. Если я под давлением надличной ответственности отдам предпочтение целесообразному, то окажусь виновным в нарушении морали благоговения перед жизнью.
<...>
Сфера действия этики простирается так же далеко, как и сфера действия гуманности, а это означает, что этика учитывает интере¬сы жизни и счастья отдельного человека. Там, где кончается гу¬манность, начинается псевдоэтика. Тот день, когда эта граница будет всеми признана и для всех станет очевидной, явится самым значительным днем в истории человечества. С этого времени ста¬нет невозможным признавать действительной этикой ту этику, которая перестала уже быть этикой, станет невозможным одура¬чивать и обрекать на гибель людей.
<...>
Мы прежде всего обязаны свято защищать интересы жизни и счастья человека. Мы должны вновь поднять на щит священные права человека. Не те права, о которых разглагольствуют на бан¬кетах политические деятели, на деле попирая их ногами, - речь идет об истинных правах. Мы требуем вновь восстановить спра¬ведливость. Не ту, о которой твердят в юридической схоластике сумасбродные авторитеты, и не ту, о которой до хрипоты кричат демагоги всех мастей, но ту, которая преисполнена идеей ценно¬сти каждого человеческого бытия. Фундаментом права является гуманность.
Таким образом, мы заставляем полемизировать принципы, убеждения и идеалы коллективности с гуманностью. Тем самым мы придаем им разумность, ибо только истинно этическое есть истинно разумное. Лишь в той мере, в какой этические прин¬ципы и идеалы входят в действующий моральный кодекс общест¬ва, он может быть истинно и целесообразно использован обще¬ством.
Этика благоговения перед жизнью дает нам в руки оружие против иллюзорной этики и иллюзорных идеалов. Но силу для осуществления этой этики мы получаем только тогда, когда мы -каждый в своей жизни - соблюдаем принципы гуманности. Толь¬ко тогда, когда большинство людей в своих мыслях и поступках будут постоянно побуждать гуманность полемизировать с дейст¬вительностью, гуманность перестанут считать сентиментальной идеей, и она станет тем, чем она должна быть, - основой убежде¬ний человека и общества.
Щвейцер А. Благоговение перед жизнью. - М., 1992. -С. 216-229.
ТЕМА 3 ЭТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ ЧЕЛОВЕКА И ПРИРОДЫ
Н.А.БЕРДЯЕВ. СМЫСЛ ТВОРЧЕСТВА
Человек. Микрокосм и макрокосм
...Философствующий человек не может не утверждать исклю¬чительного значения человека для всякой философии, не может не исходить из этого исключительного самосознания. Акт исключи¬тельного самосознания человеком своего значения предшествует всякому философскому познанию. Это исключительное самосоз¬нание человека не может быть одной из истин философского по¬знания мира, оно как абсолютное a priori предшествует всякому философскому познанию мира, которое только через это само¬сознание и делается возможным... Антропология или, точнее, ан¬тропологическое сознание предшествует не только онтологии и космологии, но и гносеологии, и самой философии познания, предшествует всякой философии, всякому познанию. Само созна¬ние человека как центра мира, в себе таящего разгадку мира и воз¬вышающегося над всеми вещами мира, есть предпосылка всякой фи¬лософии, без которой нельзя дерзать философствовать... Сама по¬становка дерзкой задачи познать вселенную возможна лишь для того, кто сам есть вселенная, кто в силах противостоять вселенной как равный, как способный включить ее в себя. Познание челове¬ка покоится на предположении, что человек космичен по своей природе, что он - центр бытия. Человек как замкнутое индивиду¬альное существо не имел бы путей к познанию вселенной. Такое существо не превысило бы отдельных вещей мира, не преодолело бы частных состояний.
<...>
Человек - малая вселенная, микрокосм - вот основная истина по¬знания человека и основная истина, предполагаемая самой возмож¬ностью познания. Вселенная может входить в человека, им асси¬милироваться, им познаваться и постигаться потому только, что в человеке есть весь состав вселенной, все ее силы и качества, что человек - не дробная часть вселенной, а цельная малая вселенная.
<...>
Человек себя знает прежде и больше, чем мир, и потому мир познает после и через себя. Философия и есть внутреннее позна¬ние мира через человека, в то время как наука есть внешнее по¬знание мира вне человека.
<...>
Человек сознает свое величие и мощь и свое ничтожество и слабость, свою царственную свободу и свою рабскую зависи¬мость, сознает себя образом и подобием Божьим и каплей в море природной необходимости. Почти с равным правом можно гово¬рить о божественном происхождении человека и о его происхож¬дении от низших форм органической жизни природы. Почти с равной силой аргументации защищают философы первородную свободу человека и совершенный детерминизм, вводящий челове¬ка в роковую цепь природной необходимости. Человек - одно из явлений этого мира, одна из вещей в природном круговороте ве¬щей; и человек выходит из этого мира как образ и подобие абсо¬лютного бытия и превышает все вещи порядка природы.