В зависимости от этого могут возникнуть некоторые расхождения используемых стандартов, критериев и мнений при оценке конкретной экологической ситуации.
Коллективное сознание, используя заранее известные стандарты и штампы, способно оценивать происходящие изменения как благоприятные, хотя в действительности они могут иметь неблагоприятный характер, или, наоборот, считать их значимыми для человека, хотя реально они не сказываются на его состоянии или жизнедеятельности.
В главе о бессознательном экологическом вандализме мы уже приводили примеры, связанные с хищническим истреблением ягодников, орешников и пр.
Приведем пример ошибочного стандартного ответа. Обычно обыденное экологическое сознание на вопрос: где предпочтительнее жить человеку - в суровых условиях высокогорья или же в благодатных условиях прибрежных субтропиков, дает однозначный ответ, отдавая субтропикам полный, ничем не ограниченный приоритет. Нам пришлось столкнуться с такой ситуацией через несколько лет после того, как произошла массовая плановая миграция жителей высокогорья в условия прибрежной равнины. Следует добавить, что такая миграция осуществлялась как акция милосердия во благо жителей высокогорья. Часть населения горных деревень отказалась покинуть прежние места проживания, а часть переехала. Однако спустя некоторое время выяснилось, что переселение привело к трагическим последствиям: гибели переселенцев от ряда инфекционных заболеваний, в первую очередь от туберкулеза, почти не поддающегося лечению.
Обыденное экологическое сознание, на основе которого решался вопрос переселения, не могло уйти от принятого стандарта, не могло учесть иные, научные данные, в частности один из законов общей теории адаптации (В.И.Медведев, 1994): чем более суровы условия проживания людей, действующие в течение многих генераций, тем меньше объем имеющихся в распоряжении человека физиологических и психологических, поведенческих резервов. Пониженная сопротивляемость к ряду инфекций, как одна из характеристик недостаточности адаптационных механизмов, проявлялась на фоне отсутствия иммунитета к ряду обычных природных инфекций, поскольку в условиях высокогорья эта микрофлора отсутствовала.
В истории колонизации описаны случаи гибели целых племен от случайно занесенной европейцами ветряной оспы, туберкулеза и других заболеваний. Следует отметить, что проблема естественной устойчивости к инфекциям связана с особенностями условий постоянного проживания. Проблема адаптации к инфекционным заболеваниям является одной из наиболее интересных разделов экологической иммунологии.
Такая обратная зависимость состояния человека от того, что обыденным экологическим сознанием воспринимается как «благо культуры», характерна для народов, проживающих на территории Крайнего Севера, высокогорных районов Памира и Кавказа. Конечно, это не значит, что эти народы навечно обречены на замкнутое существование вне всякого прогресса. Научное экологическое сознание разработало и продолжает разрабатывать целый ряд приемов адаптации, позволяющих обойти описанную опасность. Вероятно, особенности иммунных реакций, связанные с изменениями экологических условий, лежат в основе разгадки одного литературно-исторического феномена, связанного с Санкт-Петербургом. В литературе, посвященной Петербургу XIX столетия, очень часто встречались сюжеты, описывающие ситуацию, когда герой - неудачник, приехавший из глухой провинции, в силу тех или иных обстоятельств (бедности, служебных неудач, разбитой любви и т. п.) заканчивает свои дни, заболев чахоткой - скоротечной формой легочного туберкулеза.
Действительно, некоторое объективное подтверждение этому феномену имеется. Сравнение отчетов медицинских управ показывает довольно выраженное превышение заболеваемости туберкулезом в Петербурге по сравнению с Москвой.
Обычно это связывали с природными особенностями Петербурга: его болотами, близостью моря, туманами, высоким уровнем подпочвенных вод - словом, тем, что вошло в расхожее понятие «петербургский климат».
Однако к началу XX века эти сюжеты постепенно исчезают, хотя писатели-народники, писатели-бытовики продолжали выпускать свои романы и повести. Заметно сглаживаются и различия в медицинской статистике, особенно к 20-30-м годам. В настоящее время это различие практически отсутствует, хотя во многих странах мира имеется угроза наступления туберкулеза. Трудно объяснить это улучшением социально-бытовых условий, поскольку, с одной стороны, эти условия в 20-х годах были не лучше, чем в XIX столетии, а с другой - стала ясной ошибочность социальной теории туберкулеза в той ее примитивной трактовке, которая существовала до середины 70-х годов нашего столетия. Различия нельзя объяснить и успехами лекарственной терапии и мерами профилактики, поскольку феномен «туберкулезного Петербурга» исчез еще до выраженных успехов в лечении этой болезни.
Таким образом, существует загадка, почему в XIX столетии Петербург был источником туберкулезной эпидемии, достигшей своего апогея к 70-80-м годам, которая затем по непонятным причинам исчезла.
По нашему мнению, это связано с тем, что в XIX веке провинция даже в крупных городах еще носила отпечаток деревенской жизни с ее чистым воздухом, незагрязненной почвой, т. е., условиями, которые не требовали определенного уровня развития иммунной защиты у человека; отсутствие, если можно так сказать, тренажа механизмов неспецифического иммунитета делало человека более чувствительным, чем сейчас, к инфекционной угрозе. По мнению некоторых ученых, ужасающие пандемии средневековья были связаны не только с антисанитарными условиями жизни, но и с этой исходной неразвитостью механизмов иммунитета. Отличие Петербурга от провинции заключалось в том, что он развивался не только как бюрократический, но и как промышленный город, где вместо пригородных и городских огородов появлялись большие фабрики, резко ухудшающие его атмосферу. Поэтому переезд в Петербург для провинциального человека означал повышенные требования к иммунной защите, которые не могли быть удовлетворены иммунными механизмами его организма, что и приводило к появлению быстротекущей формы туберкулеза. Конечно, некоторую, но отнюдь не главную роль играли и климатические условия, которые постепенно улучшались благодаря большим работам по осушению болотистых окрестностей города. По мере роста промышленности в других городах России усиливалась и иммунная защита переселенцев, что и привело к изменению заболеваемости; сейчас многие города по своему экологическому неблагополучию далеко превзошли Петербург, но это, к счастью, не повлекло значительного по сравнению с другими городами увеличения количества больных инфекционными заболеваниями.
Конечно, приведенные здесь предположения лишь гипотеза, и, может быть, кто-либо возьмет на себя труд провести соответствующую архивную разработку, но мы в данном случае хотели показать различие между обыденным и научным экологическим сознанием. Приведенный пример характерен для России, но мировая литература полна описаний аналогичных ситуаций. Вспомните известный образ английской литературы - отставной «строитель империи», страдающий хроническим гепатитом.
Таким образом, третью особенность обыденного коллективного экологического сознания мы можем определить как базирование его на случайных признаках, выбираемых не по критерию реальной значимости, а по признаку их наибольшего отличия от природного или социального фона.
Рассматривая особенности коллективного экологического сознания обыденного типа, следует иметь в виду, что в нем очень часто наблюдаются некоторые характерные нарушения логики, особенно в процессе ассоциативного мышления. Как правило, причины этих нарушений в том, что они связывают в единую систему изменения природной среды, особенно те, которые возникают в результате антропогенного воздействия с независимо протекающими параллельными процессами, в основном социальными, никак не связанными с экологическими изменениями. То есть совпадение во времени трактуется как причинно-следственная связь.
Формирующийся при этом концептуальный образ экологической ситуации характеризуется тем, что в зависимости от ряда привходящих признаков, в том числе и случайных, малозначащих, которые зачастую трудно выявить, а тем более прогнозировать, он может принимать обличие социальной ситуации. Наблюдается и обратное - социальная проблемная ситуация может выступать в обыденном коллективном сознании как экологическая.
Возможен и другой вариант, когда реально осуществляются два параллельных экологических процесса, из которых один нейтральный по отношению к человеку, а другой - каким-то образом связан с ним.